Край забытых богов[СИ] - Алина Борисова

— Она винила себя в моей смерти, а теперь ты винишь меня — в ее? Разве это моя вина, что аниары пытались меня убить, и у них это почти получилось? То, что я не умерла — это чудо, и прошлой осенью я была в сознании едва ли чаще, чем смертельно больная Дэлиата. Полагаешь, стоя на пороге смерти, я должна была в первую очередь побеспокоиться о том, как это воспримет она? Исходя из того, как мы расстались, я не могла быть уверена, что ей вообще это хоть сколько интересно — кто я ей? Даже, если каким–то образом она б об этом узнала…

— Лара…

— Мне жаль, что она умерла, Рин, действительно жаль. Но упрекать меня в том, что я выжила вопреки всему, что случилось со мной в то лето, это как–то… подло, ты не находишь?

— Я не упрекаю, Лара, перестань.

— Но хорошо, ладно. А вот допустим, ей сообщили. Сообщили, что я выжила, болею тяжело, но выжила, что тогда? Тогда она не стала бы сожалеть о том, что случилось со мной в вашем городе? О попытке убийства, об отнятой силе? Я не умерла, и значит не в счет, так? У вас же все не в счет, что к смерти не приводит. У вас даже смерть, если она человеческая, чаще всего не в счет, — теперь уже я рыдаю, упав лицом в подушки, и дрожу, и никак не могу остановиться.

— Лара, ну не надо, я же ни в чем тебя не обвиняю, я просто удивилась очень, когда тебя увидела… — Рин растерянно пытается меня успокоить. — Я просто с эмоциями не справилась… переволновалась… глупый всплеск… Я не обвиняла, я не думала даже. Я рада, что ты жива, рада, что мы встретились…

— Маловато радости, — доносится от входа голос Лоу, — обоюдной. Больше на горе похоже. А такого добра у нас и до приезда малолетних авантюристок в избытке было.

— Простите, — Рин теряется вконец. — Я не хотела, правда…

— Ты знал, что Дэлиата мертва? — садясь и яростно вытирая слезы, спрашиваю у Лоу. Он, к счастью, один, без Лирина.

Кивает.

— Я был на церемонии прощания, — чуть поджимает губы. — Собственно, именно по результатам того визита я и вынужден сейчас организовывать посреди раскопа детскую площадку.

Рин вспыхивает.

— Я не ребенок! И я приехала работать, мне действительно интересно, и я…

— И ты уже испортила настроение как минимум двоим: мне и Ларисе. Дальше нас ждет что? И не думай, что меня ввела в заблуждение Ларисина фраза о самоотверженном вампирском ребенке с окровавленной человеческой девой на руках. Я слышал эту историю целиком. Героического там мало, только чья–то безответственность и безалаберность.

— Лоурэл, ну зачем ты так? Не надо, — видя, что Рин даже головы не поднимает, чтоб возразить, вступаюсь я. — Рин хорошая, правда. А то, что вечно у нас с ней все как–то так выходит, не ее вина, просто…

— У тебя и без Ринхэры все вечно «как–то так выходит», — вздыхает Лоу. — Как и у нее без тебя. Поэтому ваш союз в рамках этой экспедиции меня заранее ужасает.

Подходит, жестом просит нас раздвинуться и садится между.

— Ладно, — снова вздыхает и приобнимает нас обеих за плечи. — Давайте по порядку. Что у нас плохого?

Лоу умел утешать. И воспитывать. И мы долго беседовали тогда. О Дэле и об Анхене, обо мне и Лоу. И о самой Ринхэре, для которой смерть троюродной (а то и четвероюродной) тетушки оказалась трагедией куда большей, чем она сама ожидала. Больше никто в ее семье ее интерес к людям и желание попасть в Страну Людей не разделял и не поддерживал. И даже на то, чтоб уговорить родителей дать разрешение на участие в экспедиции, ей пришлось потратить не один месяц. Те считали крайне бессмысленным копаться в прахе тех, кому этот мир более не принадлежит, и кто рождается лишь для того, чтоб служить вампирам пищей.

А Рин хотелось. И она все говорила, говорила, словно все еще продолжая свой многомесячный спор с родителями. О необходимости преемственности культур, коль уж они являются преемниками земли. О необходимости родства с этой землей, коль уж она им теперь дом — не только кровного, но и духовного. О необходимости познания сокровенных тайн этой земли, тех, что знали когда–то первые люди этого мира, но давно позабыли, и оттого утратили контроль — и над этой землей, и над судьбой собственной расы…

— Это ж когда ты ей голову–то так заморочил? — подозрительно кошусь я на Лоу. Слишком уж фразы и обороты знакомые. — Та Рин, которую я знала, мечтала открыть портал и свинтить с этой земли куда подальше, предпочтительно в благословенный мир Третьего Солнца, которое не жжет, а лишь способствует легчайшему загару.

— Мы не сможем открыть портал, не познав эту землю, — убежденно продолжает Рин, не дав Лоу и рта раскрыть. — Портал открывается через недра, через природные храмы, через связь с магией этой земли, с человеческой магией — утраченной, забытой…

— По–моему, кто–то слишком перевозбужден с дороги, — все же прерывает ее Лоу. — Я дал распоряжение поставить тебе шатер. На южной окраине лагеря, там как раз Лиринисэн неподалеку, коль уж он так рвется за тобой присматривать. Устроишься, отдохнешь — найди его, он просто жаждет завалить тебя работой.

Она встает и послушно кивает.

— И, Ринхэра… — Лоу выдерживает паузу. — Я надеюсь, ты понимаешь, что есть информация, разглашения которой я тебе не прощу. Ни при каких обстоятельствах.

— Да, конечно, я не скажу. Я вас не подведу, я обещаю.

Уходит. Лоу долго смотрит ей вслед. Как колышется, закрываясь, полотнище шатра, как оседают, танцуя в воздухе, пылинки, попавшие в столб света, льющегося из верхнего окна.

— Ну и за что мне это? — вздыхает наконец. — Мало было у нас проблем…

— Да что ты на нее взъелся? Рин замечательная, — улыбаюсь. Рин — это здорово. — Импульсивная, конечно, — не могу не вздохнуть, от ее обвинений еще слезы на щеках не высохли. — Но ведь она искренняя. И надежная. Она не подведет, не бросит… Вот только с чего она твоими словами заговорила? Летом, помнится, она так тебя ругала, словно ты сам Дракос, из Бездны вылезший.

— Летом возможно, — хмыкнул Лоу. — А осенью я, помнится, храм в Каэродэ восстанавливал. И даже восстановил, что с образом злодея плохо вяжется. А поскольку звала меня Дэлиата, то и жил я в ее доме. Где и имел несчастье познакомиться с сей «замечательной девочкой».

— Почему несчастье? — не поняла я.

— Потому что мое стремительное превращение из злодея в героя оказало фатальные последствия на ее неокрепший мозг, — он встает и начинает нервно расхаживать по шатру.

— Это как? — не поняла я. — Она стала верить каждому твоему слову?

— Хуже, — невесело вздохнул он. — Решила, что я любовь всей ее жизни.

И сказано это было так, словно ничего кошмарнее и быть не может, а я… начала дурацким каким–то смехом давиться. Даже закашляться пыталась, чтоб хоть как–то приличия сохранить, хотя что уж там от вампира скроешь–то?